Фраза, вынесенная в заголовок, восходит к вышедшей в львовском издательстве «Піраміда» книге Юрия Рудницкого «Ієремія Вішнєвєцкій. Спроба реабілітації». А также к полемике, завязавшейся на страницах одной из киевских газет между автором этой книги и журналистом Станиславом Кухаренко.

«Доброе имя палача» – так назвал свою рецензию г. Кухаренко, в которой  подверг резкой критике непривычную для украинского читателя трактовку образа князя Яремы. Еще бы – это ведь диаметрально противоположно тому, что принято в отечественной историографии. В частности, отмечает автор, Николай Костомаров писал, что Ярема «начал в своих имениях казнить мятежников (восставших крестьян. – Ст. К.) с таким же зверством, какое выказывали ожесточенные хлопы над поляками и иудеями, выдумывал самые затейливые казни, наслаждался муками, совершаемыми перед его глазами, и приговаривал: «Мучьте их так, чтобы они чувствовали, что умирают!» («История России в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», глава 5)»

Так как можно реабилитировать палача? – возмущается г. Кухаренко. Но не все так просто: «абсолютных гениев и абсолютных злодеев не бывает», – отвечает Юрий Рудницкий. И здесь он, конечно же, прав. Ведь даже в приведенной цитате из Костомарова, призванной пригвоздить к позорному столбу палача Ярему, при внимательном прочтении можно найти и другой смысл. Тот, что заключается в словах «с таким же зверством». То есть зверством князь отвечал на зверство, и в этом плане он ничем не отличался от своих противников, скажем, от Максима Кривоноса, а тот ведь в народных героях ходит.

Подобные неоднозначности дают г. Рудницкому основание в иронично-шутливой манере отвергнуть все обвинения в свой адрес и даже пообещать «ящик пива за бесплатный пиар» (в заметке «История – наука, пока ее переписывают»).

Что же до сути спора, то «…как мне кажется, – пишет Юрий Рудницкий, – наши с вами (т. е. со Станиславом Кухаренко. – Авт.) разногласия обусловлены чисто эстетическими предпочтениями. Вам, я так понимаю, при всей любви к Киеву милее купола московского Кремля, Василий Блаженный. Мне же (не стану скрывать) при всей моей любви к Киеву – Вавельский замок, своды костела святых Вацлава и Станислава».

Впрочем, архитектурные красоты не одного только Кракова милы сердцу г. Рудницкого: «Ну, еще люблю замок в Жовкве, на Львовщине, – продолжает он. – Так получилось, что там обитал Станислав Жолкевский – из знатного галицкого боярского рода, коронный гетман Речи Посполитой. И при этом, заметьте, он не был «врагом всего русского». Наоборот, никогда не отрекался от своей русской (не путать с российской) идентичности».

Однако рассуждения г. Рудницкого вовсе не убедили Станислава Кухаренко и он продолжил спор в статье под названием, напоминающем какой-то боевой клич: «Вы бьете мне стекла? Я продолжу вас возмущать!» (Более подходящим, на наш взгляд, было бы крылатое одесское: «Вы хочете песен? Их есть у меня!»). «А ящик пива оставьте себе, – заявил в конце своей отповеди г. Кухаренко. – Выпейте его со своими друзьями. Вам с ними есть о чем поговорить».

Напитки русские, бутылки польские

Говорят, что в споре рождается истина. Но, как видим, происходит это не всегда. Часто все заканчивается тем, с чего и начиналось, попросту говоря, ничем – каждый остается при своем, да еще и раздосадованным на непонятливость либо злонамеренность оппонента. Но дело здесь не в непонятливости, а, скорее, в невнимательности. Это значит, что приведенные доводы оказались не очень убедительны, и что оппоненты в них слишком далеки друг от друга и устремлены вовсе не к взаимопониманию и совместному поиску истины, а исключительно к отстаиванию собственной однозначной позиции. А потому таинства зачатия не происходит и истина не рождается.

А между тем вопросы, поднятые в споре о князе Иеремии Вишневецком, сколь важны, столь и непросты, а потому не предполагают однозначных ответов. Обсуждая данную тему, Юрий Рудницкий и Станислав Кухаренко занимают изначально непримиримые позиции. И если Кухаренко придерживается взглядов, традиционных для российской, советской и украинской историографии, то Рудницкий, хоть и претендует на какую-то новизну, на деле озвучивает мнение, столь же традиционное для историографии польской. Впрочем, он этого и не скрывает. Свою позицию он озвучил на пресс-конференции по поводу презентации документально-публицистического фильма «Синдром памяти»: «…От є у мене така хвороба – признается г. Рудницкий, – ввести Річ Посполиту – це велике князівство на той час – в істориків, звичайно, краще це виходить, а я як журналіст просто намагаюся ввести у побутовий контекст думку, що то є історична мати України. Пологи проходили, звичайно, дуже нервово, але, зрештою, так само можна говорити, що Англія – це історична мати Сполучених Штатів Америки. Там теж була війна за незалежність, в якій формувалася американська нація… Хочу просто нагадати таке прислів’я: ляхів гудьмо та з ляхами будьмо».

Таким образом, в обрисовке исторической физиономии Иеремии Вишневецкого Юрий Рудницкий оказывается не кем иным как проводником польской идеи. Польская идея накладывается на украинский контекст.

Однако мне представляется маловероятным построить что-либо путное на ложном фундаменте. А в приводимых г. Рудницким «тезисах» налицо серьезные не только противоречия, но и грубые ошибки. Вот и постараемся их прояснить (и в отличие от Ст. Кухаренко от ящика пива не откажемся).

Любите Речь Посполитую, мать вашу

Говоря о собственных предпочтениях, Юрий Рудницкий решил щегольнуть знаменитой репликой Андрея Синявского о том-де, что с советской властью у него чисто эстетические разногласия. Однако, говоря об эстетике, литератор не выходил в рассматриваемом им вопросе за эстетические рамки. А вот вопросы, разбираемые Рудницким, никак не могут быть ограничены «чисто эстетическими предпочтениями», а потому цитирование Синявского в данном случае не совсем уместно. Ибо не только не проясняет вопрос, но и запутывает оный. Речь-то здесь идет – и ее завел сам г. Рудницкий – не много не мало о сущностной причастности человека к той или иной национальной культуре.

В самом деле – если мне нравятся, к примеру, китайские пагоды или сказание о Манито, от этого я ведь не становлюсь в одночасье китайцем или североамериканским индейцем. То есть если я не китаец и не индеец по сути, то эстетические предпочтения не сделают меня таковым. И если ты не поляк по сути, то не сделаешься таковым из-за одной лишь любви к архитектурным красотам краковских костелов. Так что эстетическая составляющая не может играть здесь сколько-нибудь определяющей роли. Для этого необходимо нечто гораздо более глубокое, а именно: полное растворение единичного в общем.

Очень странным, мягко говоря, выглядит сравнение Польши и Украины с Англией и США. Что бы это могло означать? Американские поселения, из которых впоследствии выросли Штаты, были основаны, как известно, английскими переселенцами. Когда же они экономически и политически созрели, то связь с метрополией естественным образом оборвалась. Что общего у этой ситуации может быть со случаем Польши и Украины? Неужели г. Рудницкий полагает, что украинцы – это потомки польских переселенцев на восток, к середине XVII века решивших наконец выйти из-под опеки государства-прародителя?

Как ни странно, но именно это и утверждает Юрий Рудницкий: «…почему Речь Посполитая для меня «предмет большой любви», – объясняет он. – Потому что она все-таки историческая мать Украины. Да, именно она. Со всеми ее pro et contra. А не высосанная из пальца «Святая Русь»».

Вот здесь, пожалуй, и находится камень преткновения для Рудницкого. Чем же ему так не угодила «Святая Русь», что он даже отказывает ей в праве на реальное существование? Тем, что она «святая», или тем, что «Русь»? Интересно, что буквально несколькими строчками выше он твердил и о коронном гетмане Жолкевском, который «никогда не отрекался от своей русской идентичности», и о «триумфе польско-литовско-русского оружия», а вот поди ты – оказывается, что никакой Руси никогда и не было, а ее просто взяли да и «высосали из пальца»!!! Выходит, что Жолкевский не отрекся, зато это сделал Рудницкий?!

Как бы то ни было, но собственная его книга, из-за которой весь сыр-бор, сплошь и рядом испещрена упоминаниями о Руси и русском народе, вперемешку с «українством», «українським гетьманом» (Хмельницкий) и «воєводою руським» (Вишневецкий), над которыми главенствует «король польский». А тут еще для полного комплекта «російський посол» и литвины, которых автор называет также белорусами – не мудрствуя лукаво, так и пишет: «литвини (білоруси)». Во всех этих народоопределяющих «терминах» автор путается как ребенок в штанинах и рукавах взрослой одежды, – и совершенно непонятно в каких же родственных связях пребывают все эти народы?

Вот пример: «Імідж Української національної революції XVII ст. як чергової «жакерії», до якої пристали з міркувань «народолюбства» деякі представники привілейованих верств Русі, був, як виглядає, досить поширеним у Європі». – Как объяснить логически мыслящему европейцу, что на Руси, среди русского народа происходит не русская, а «українська національна революція»?

Поэтому учитывая тот факт, что г. Рудницкий не профессиональный историк, а всего-навсего журналист и всяких там исторических тонкостей может и не чувствовать, возьмемся за раскрутку данной темы, опираясь не на его «журналистское расследование» о князе Яреме, а на другие книги. Написанные во времена, когда еще не забыли кто есть кто.

Святая Русь в польском контексте

Начнем с «Краткой истории Польши» Юзефа Хоцишевского, изданной в 1898 г. в Варшаве (Józef Chociszewski. Krótka historya Polski), и обратим внимание на интересующие нас детали. Итак…

«Na Rusi znaczna część szlachty i wszystko chłopstwo było wyznania greckiego. Chciano zjednoczyć Ruś z Kościołem łacińskim i ułożono warunki unii w Brześciu w roku 1596, ale myśl ta nie ze wszystkiem przyszla do skutku». («На Руси значительная часть шляхты и все крестьянство (хлопство) было греческого вероисповедания. Хотелось соединить Русь с церковью латинской и в 1596 г. в Бресте была принята уния, но решение это не всем пришлось по нраву»). – Как видим, Русь все же «не высосана из пальца», раз уж о ней пишет поляк. Не нужно также быть семи пядей во лбу, чтобы из этой же фразы понять и смысл, который православные вкладывают в название «Святая Русь» – святая значит православная. Непонимание этого со стороны поляков в свое время и привело к распаду и последующему падению их державы.

«Za panowania Władysława wszczęły się srogie wojny kozackie. Powstały one głównie z dwuch przyczyn: raz, że Ruś zmuszona była niejako do przyjmowania religii katolickiej, a powtóre, biedny lud ruski srodze uciskali polscy magnaci. Wojny kozackie były jedną z głównych przyczyn upadku Polski» («Во время правления Владислава начались жестокие казацкие войны. Произошло это в основном по двум причинам: во-первых, Русь никак не поддавалась к принятию католической религии, во-вторых, бедный русский люд жестоко притесняли польские магнаты. Казацкие войны стали одной из главных причин падения Польши»). – И опять все предельно ясно и логично: На Руси, как и положено, живет православный русский люд. А как же Украина и украинцы? А все дело в том, что одним из элементарных правил исторической науки является употребление тех терминов, которые в названиях стран и народов применялись в описываемые времена: галлов и франков никто не называет французами, англов и саксов, не говоря уж про бриттов, – англичанами, а римлян – итальянцами. И украинцев в повествовании польского автора нет по той причине, что в те времена данный народ именовался русским. Хотя Украина уже была – только не как страна, а как географическая местность. В весьма интересном контексте упоминает о ней автор «Краткой истории Польши»:

«Jan Kazimierz nie chciał dłużej nosić korony polskiej, która dlań była cierniową, złożył ją zatem r. 1668 i odjechał do Francyi, gdzie 1672 r. życia dokonał. Po nim obrali Polacy królem Michała Korybuta Wiśniowieckiego. Był to niedołężny monarcha, nie odznaczający się ani zasługami, ani zdolnościami, nie miał nawet majątku i żadnego znaczenia. Taki król nie mógł nic dobrego dla Polski uczynić. Zawarł z Turkami w Buczaczu haniebny pokój, obowiązał się bowiem płacić co rok  22,000 dukatów haraczu na znak uległości ustąpił Turcyi Podole, a kozakom – ukrainę. Umarł roku 1673». («Ян Казимир не хотел больше носить польскую корону, которая для него оказалась терновой, отрекся от нее в 1668 г. и уехал во Францию, где умер в 1672 г. После него поляки избрали королем Михала Корибута Вишневецкого. Это был ничтожный монарх, не отличавшийся ни заслугами, ни способностями, не имевший даже собственного имения и в общем – никакого значения. Понятно, что такой король ничего хорошего для Польши сделать не мог. Заключил с турками в Бучаче позорный мир, по которому нужно было платить 22 тысячи дукатов ежегодной дани, в знак примирения уступил Турции Подолье, а казакам – украину»). – Вот так, с маленькой буквы и написано, и в этом нет абсолютно никакого неуважения, просто данное название в то время еще не обрело четкого значения. Кстати, упоминаемый в отрывке бездарный польский король Михал Корибут Вишневецкий – не кто иной как сын князя Иеремии.

Внесем ясность

Живший в конце XIX – начале XX века автор «Краткой истории Польши», а также «Истории Польши для детей» Юзеф Хоцишевский – не мировое светило исторической науки. Однако читая его маленькую книжечку, обращаешь внимание на момент, который отличает настоящих историков от тех, кто подвизается на исторической ниве, но занимается чем угодно, только не историей, – на ясность мышления. История, конечно, наука сложная и неоднозначная, но это отнюдь не значит, что она должна быть мутной и неподдающейся логическому анализу. А именно в такое состояние она приведена в нынешней Украине, где под видом исторических изысканий массовыми тиражами печатается все что угодно, но только не то, что имеет непосредственное отношение к истории, как то работы серьезных историков – тех же Костомарова или Кулиша, или же исторические источники, опираясь на которые читатель может самостоятельно разобраться что к чему.

Вот, например, так называемый «Літопис Самовидця» – замечательный источник для изучения событий на Украине XVII века – на «полицях українських книгарень» найти его не представляется возможным, только у букинистов или в интернете. А между тем анонимный очевидец исторических событий (предположительно бывший сотник и генеральный подскарбий Роман Ракушка-Романовский), несмотря на ужасный суржик, на котором написана книга, обладает той самой ясностью мышления, которая от него передается и его читателю.

«Була тая поголоска на всей Україні, альбо хвалька од шляхти, же по знесенню тоєї своєволі з Хмельницьким міли панове Україну плюндрувати і большую часть осажувати людьми німецькими і польськими. Также і у віри руської помішка великая була од уніят і ксьондзов, бо уже не тілько унія у Литві, на Волині, але і на Україні почала гору брати… Бо ліпшоє пошанування ляда жидищеві спросному було, аніжели найліпшому християнинові русинові. А найгоршоє насьмівисько і утиски терпів народ руський од тих, которії з руської віри прийняли римськую віру». – Благодаря этой цитате, становится понятным почему пишется не «в Украине», а «на Украине». Потому что это было обозначение не страны, а географической местности: на Волыни, на Подолье, на Буковине, на Киевщине, зато в Литве. И еще видим, что Украиной именовались далеко не все те земли, что входят в ее состав сегодня: Волынь автор определяет отдельно от Украины. И это XVII век.

Тут же возникает вопрос: когда и с какой радости русский народ, о котором читаем в казацких летописях, вдруг в одночасье стал именоваться украинцами? И почему сегодня он не называет себя как то предполагает историческая правда и здравый смысл – русским?

Наш человек в Варшаве

Казалось бы, ну что тут непонятного? Однако есть люди, которые из-за «эстетических предпочтений» не к ясности стремятся, а напротив – стараются напустить побольше туману, запутать вопрос до крайности. Не иначе, что к таким относится и Юрий Рудницкий.

В чем главная беда его книги об Иеремии Вишневецком? Совсем не в том, что автор пытается обелить – «реабилитировать» – одиозную личность. Князь Иеремия – продукт своего времени и его деятельность равно как и черты характера органично вытекают из нравов и потребностей эпохи. Главная беда в том, что в книге нет самого Иеремии. В ней другое – с самого начала и до конца прослеживается стремление выстроить определенную концепцию, согласно которой данный князь – «наш человек». Историка из Рудницкого действительно не вышло, для этого у него не хватает исторической беспристрастности. А она просто необходима для решения главной задачи историка – вдохнуть жизнь в дела давно минувших дней. В противном случае тенденциозность не позволяет создать живые образы. Поэтому и читать книгу Рудницкого крайне неинтересно – в ней нет живых людей, нет живого Иеремии.

Что же до его концепции, то она предельно четко прослеживается в его статье. Политический идеал Рудницкого – некий украинско-польский симбиоз, который он пытается увидеть в истории Речи Посполитой, а князь Иеремия – живой символ этого симбиоза, «воєвода руський».

Исходя из своего идеала, и рассуждает Юрий Рудницкий: «…галичанин Жолкевский, оказался первым европейцем, который взял Москву. Было это 12 сентября 1609 года. Ровно 400 лет назад. Так вот я по этому поводу недавно с министром культуры Василием Вовкуном разговаривал – может, юбилей отметить? А и вправду: разыграть реконструкторам мирный въезд Жолкевского в Кремль, встречу его боярами с ключами от Белокаменной. Или там коронацию Лжедмитрия – марионетки, посаженной на московский трон нашими князьями Адамом и Константином Вишневецкими. Именно нашими, потому как в Польше в XVII веке князей не было… насколько помню, наши оккупанты там небольшой тарарам устроили – так что у них в России до сих пор отмечают день освобождения Москвы от нас и поляков как национальный праздник».

Это что касается похода на Москву в период Смутного времени, когда поляки претендовали не много не мало на Российский престол (что вполне нормально, если учесть что Иван Грозный был претендентом на польскую корону). Это был, бесспорно, момент наивысшего могущества Польского государства, после чего – увы – «смутное время» пришло и в Речь Посполитую, началась эпоха казацких войн. Так вот, Юрий Рудницкий и коронное польское войско, направленное против русского (малорусского) казачества и крестьянства подчеркнуто называет – «наши гусары». И поясняет: «Для меня «наши» (во всяком случае – «мои») – и те, кто был с князем Иеремией, и те, кто был с Богданом Хмельницким. У каждого был свой выбор, своя правда, которую, на мой взгляд, следует хотя бы попытаться понять, даже если не можешь принять ее». – При этом журналист упускает из виду, что выбор надо делать и сегодня, потому как нельзя «усесться одним задом на двух стульях». А вот «попытаться понять», конечно же, необходимо.

Что такое инкорпорация?

Для того, чтобы разобраться в данном моменте, необходимо уяснить сущность двух держав, в состав которых входила Юго-Западная Русь, – Великого княжества Литовского и Речи Посполитой.

Начнем по хронологии с первого и обратимся ко «Всемирной истории» в 24 томах, изданной в 1997 году в Минске. Итак, том 11, «Развитие государств Восточной Европы», с. 110-111:

«Рассматривая вопрос о названии Великого княжества Литовского, нельзя забывать об исторической сущности этого государства в далекие времена. Был период, когда Европа знала Белорусско-Литовское государство, и это отвечало этническому характеру государственного образования, в частности доминирующему положению белорусского этноса на протяжении нескольких веков. Это подтверждается картиной расселения белорусов и тем влиянием на политику государства, которое они оказывали. Именно белорусы формировали культурный облик Белорусско-Литовского государства. Следует отметить, что пути христианства на языческие земли литовцев вели через древние православные центры княжеств на территории проживания белорусов. Трансформация малого языческого государства, каким была Литва, в Великое княжество Литовское стала возможной только при сохранении всех прав местных феодалов, бояр».

От себя добавим, что в состав Великого княжества Литовского входила не только Белая Русь, но и Малая Русь, и к ней в равной степени относится все, на что указывают белорусские авторы. Это было действительно уникальное государственное объединение, образовавшееся в результате «мягкого завоевания». Однако при всех своих плюсах был здесь и существенный минус – по своей природе государство это было рыхлым, а следовательно и недолговечным. И вполне закономерно оно стало жертвой основанного на жесткой национальной идее государства Польского.

В этой связи весьма кстати рассуждения Юрия Рудницкого: «Почему Иеремия перешел на католицизм… В конце концов «каждый выбирает по себе женщину, религию, дорогу» – нам ли его судить? Но, знаете, я подозреваю, что в выборе Иеремии, помимо причин и соображений, о которых я уже упоминал, сыграли роль опять-таки эстетические соображения». – и далее: – «…не хочу скрывать: мне, потомку православных священников, все-таки ближе католицизм. Опять-таки чисто с эстетической точки зрения. Кстати, если верить «Повести временных лет», князь Владимир в выборе в пользу византийского обряда руководствовался тоже эстетикой – уж больно ему тамошняя литургия понравилась». – Опять-таки автор немного недопонимает о чем гуторит. Как мы уже говорили, эстетика здесь дело десятое. Тот выбор, о котором идет речь, предполагает не «эстетические соображения», а полное растворение единичного в общем.

Понимает ли г. Рудницкий, что такое ИНКОРПОРАЦИЯ? Это полное поглощение одного другим – государства государством, народа народом и т. д. И это именно тот принцип, на котором строилось Польское государство. Началось все в 1384 году, когда литовский князь Ягайло женился на польской королеве Ядвиге и… сам стал поляком Ягелло, основателем династии Ягеллонов. Согласно условиям унии 1385 года Литовское государство инкорпорировалось в состав Польши, превращалось в его провинцию, главенствующей религией объявлялся католицизм. Однако это вызвало резкое противление русско-литовской знати, объединившейся вокруг двоюродного брата короля Витаутаса (Витовта). В 1388 г. дело дошло до вооруженного столкновения Витовта с Ягайлом, и по условиям новой унии 1401 г. Литва сохраняла самостоятельность… но лишь до смерти Витовта.

Процесс постепенного инкорпорирования достиг кульминации, когда в 1569 г. была заключена Люблинская уния, провозглашавшая единое государство – Речь Посполитую. Литва сохраняла самоуправление, официальным языком в ней оставался русский (белорусский), однако административно она уменьшилась почти вдвое – непосредственно под польское управление передавалась вся Украина.

Позиции русских магнатов, сохранявших верность православию, оказались под угрозой. Однако выход для них был довольно прост – принять католицизм, а вместе с ним и всю польскую культуру, которая в те времена находилась на гораздо более высоком уровне развития, чем русская. Вполне объяснимый выбор. Вот только те, кто его совершал, полностью меняли собственную идентичность: они переставали быть русскими и становились поляками.

Этническое происхождение не играет здесь определяющей роли. Вспомним, что и Екатерина II, и все поздние Романовы были немцами по крови, но воплощали собой идею российскую. То же относится и к полякам русско-литовского происхождения – всевозможным Сапегам, Ходкевичам, Острожским, Жолкевским, Вишневецким – ибо несли они в себе идею польскую. На высшем уровне и в полном объеме. Вот это и есть растворение единичного в общем.

Потому не иначе как «блюзнірським» примазыванием выглядят потуги Юрия Рудницкого объявлять Речь Посполитую общим домом украинцев и поляков.  Это национальное польское государство, оно и сейчас так называется – Rzeczpospolita Polska или Республика Польша (Rzeczpospolita (Жечпосполита) – буквальный перевод на польский язык латинского слова «respublica»).

Напитки польские, бутылки русские

Но в определенном смысле поляки все же имеют самое непосредственное отношение к «порождению» Украины. Но это совсем не по Рудницкому. Вот что по этому поводу в работе «Происхождение украинского сепаратизма» пишет известный историк Николай Ульянов:

«Поляки, в самом деле, по праву могут считаться отцами украинской доктрины. Она заложена ими еще в эпоху гетманщины. Но и в новые времена их творчество очень велико. Так, самое употребление слов «Украина» и «украинцы» впервые в литературе стало насаждаться ими. Оно встречается уже в сочинениях графа Яна Потоцкого. Другой поляк, гр. Фаддей Чацкий, тогда же вступает на путь расового толкования термина «Украинец». Если старинные польские анналисты, вроде Самуила Грондского, еще в XVII веке выводили этот термин из географического положения Малой Руси, расположенной на краю польских владений («Margo enim polonice kraj; inde Ukraina quasi provincial ad fines Regni posita»), то Чацкий производил его от какой-то никому кроме него не известной орды «укров», вышедшей якобы из-за Волги в VII веке.

Поляков не устраивала ни «Малороссия», ни «Малая Русь». Примириться с ними они могли бы в том случае, если бы слово «Русь» не распространялось на «москалей». Внедрение «Украины» началось еще при Александре I, когда, ополячив Киев, покрывши весь правобережный юго-запад России густой сетью своих поветовых школ, основав польский университет в Вильно и прибрав к рукам открывшийся в 1804 году харьковский университет, поляки почувствовали себя хозяевами умственной жизни малороссийского края».

Хорошо известна роль польского кружка в харьковском университете, в смысле пропаганды малороссийского наречия как литературного языка. Украинскому юношеству внушалась мысль о чуждости общерусского литературного языка, общерусской культуры и, конечно, не забыта была идея нерусского происхождения украинцев.

Гулак и Костомаров, бывшие в 30-х годах студентами Харьковского университета, подверглись в полной мере действию этой пропаганды. Ею же подсказана и идея всеславянского федеративного государства, провозглашенная ими в конце 40-х годов. Знаменитый «панславизм», вызывавший во всей Европе яростную брань по адресу России, был на самом деле не русского, а польского происхождения. Кн. Адам Чарторыйский на посту руководителя русской иностранной политики открыто провозгласил панславизм одним из средств возрождения Польши.

Польская заинтересованность в украинском сепаратизме лучше всего изложена историком Валерианом Калинкой, понявшим бессмысленность мечтаний о возвращении юга России под польское владычество. Край этот потерян для Польши, но надо сделать так, чтобы он был потерян и для России. Для этого нет лучшего средства, чем поселение розни между южной и северной Русью и пропаганда идеи их национальной обособленности. В этом же духе составлена и программа Людвига Мерославского, накануне польского восстания 1863 года». Возвращаясь к «тезисам» Юрия Рудницкого, обратимся напоследок к его выражению касательно гетмана Жолкевского, который, мол, «никогда не отрекался от своей русской (не путать с российской) идентичности». Мысль автора вполне понятна: понятие «российский» относится к России, то есть державе, образовавшейся вокруг Великого княжества Московского; «русский» же относится к Руси изначальной. Но улавливает ли сам Рудницкий взаимосвязь двух этих понятий, в том числе этимологию слова «Россия»? Знает ли он, что «Россия» – не что иное как греческая калька слова «Русь», и потому изначальный смысл этих понятий абсолютно тождествен? Лишним тому подтверждением может служить еще одна знаменитая казацкая летопись, а именно  «Літопис гадяцького полковника Григорія Грабянки», начинающийся с «Похвали віршами Хмельницькому від народу малоросійського»:

Оце Богдан Хмельницький намальований

Воїн руський славний, так і неподоланий.

Завдяки йому Україна на ноги стала,

Бо у ярмі лядськім ледве не сконала.

Скасував він унію, бив ляхів з жидами

Й інших ворогів тими ж гнав шляхами.

Ох і голосні ж ви, вісті переможні,

Раз у всесвіт славу понести спроможні!

Навіть в землях Фракії оселився страх

Коли Марса гуки мчали на крилах.

Кончиною скорений, смертю він гордує

І в синах російських живе та воює.

Олег Качмарский,

специально для alternatio.org